В холле меня окликнули.

- Мисс Даркблум!

Оглянувшись, я увидела Харона со знакомой коробкой в руках. Сердце забилось чаще.

- Уже?! – ахнула я, подскакивая к нему.

- Я быстро работаю.

- Нереально! Господи, как круто! Харон!

В коробке лежали новенькие белоснежные свежезаточенные коньки. И хоть я скучала по старым, пожелтевшим, разношенным, изрезанным лезвиями и обклеенным дурацкими стразами, я все равно едва сдержала слезы, прикоснувшись к прохладной коже.

Единственное, о потере чего я жалею. Единственное, что у меня осталось.

- Жаль, здесь нет катка… - прошептала я.

Но даже на гвоздике на стенке эти коньки будут приветом из дома. Из немагического мира, которому я не смогла помочь. Да и не хотела.

- Катка, безусловно, нет. Но, думаю, вам стоит выйти наружу, - как-то странно усмехнулся Харон.

- Ты о чем?

- Ни о чем.

Склонившись, он галантно поцеловал мою руку, а потом вложил в ее коробку – и пришлось обхватить ее обеими руками.

- Всего доброго, мисс Даркблум. Помните об оплате. Желание все еще за мной.

Сначала я растерянно смотрела, как Харон растворяется в толпе стражей, а потом, ведомая любопытством, побрела к выходу.

Очутившись на набережной, поняла: что-то случилось. Народ вывалил на улицу, сгрудился у перил и смотрел куда-то вниз, в темные воды Стикса. У меня с трудом получилось пробиться в первые ряды.

- Невозможно…

- Такого никогда не случалось!

- Если это чья-то магия, Вельзевул испепелит его на месте…

- А это безопасно? Что будет с душами?

Оказавшись у перил, я ахнула.

Стикс замерзла.

Покрылась толстой коркой идеально гладкого мерцающего льда, под которым по слабым отблескам угадывались плывущие по Реке Мертвых души.

При виде льда перехватило дыхание, а кончики пальцев закололо от нестерпимого желания достать коньки из коробки. Вероятно, не стоило этого делать, но я не удержалась. Пока всеобщее внимание было приковано к Стиксу, отошла в сторонку и быстро переобулась. А потом перекинула ноги через перила, повисла на руках и мягко опустилась на лед.

Кто-то наверху ахнул, ближайший мужчина неуверенно протянул руку, словно предлагая помочь выбраться.

Но я уже скользила вдоль набережной, осторожно пробуя лед. Сердце пропускало удары. Если лед окажется тонким, если я провалюсь…

Но, кажется, мне повезло. Лед выглядел прочным. Идеально гладкий, он скорее напоминал стекло. Но как же легко скользили лезвия!

Я проехалась туда и обратно вдоль набережной, привыкая к лезвиям. Харон постарался на славу. Я вообще не рассчитывала, что он добудет нормальные коньки. А он принес ботинки с максимальной жесткостью и отличные лезвия, сгодятся даже для прыжков.

Но прежде надо размяться.

Кросс-роллы, чоктау, твиззлы и другие страшные заклинания привлекли сначала внимание ближайших зрителей – тех, кто видел, как я спустилась на лед, а затем и остальных. Как делала всегда, я проигрывала в голове любимые мелодии, давая себе импровизировать. Тренеры почти не разрешали на тренировках произвольное катание, всегда требуя четкую последовательность упражнений. Но как-то давно, еще когда верила в свое будущее в спорте, я собиралась стать постановщиком.

Обожаю это ощущение абсолютной власти над лезвиями. Идеальные геометрические фигуры: спирали и круги. Движения рук, повторяющие узоры на льду. Разгон, разворот, вращение. Либела… нет, не в этом платье.

В движении разлетались волосы и рукава, наверняка это придавало катанию особый шарм, хотя мне приходилось внимательно следить, чтобы ни за что не зацепиться и не упасть.

С непривычки, от новых коньков, адски болели ноги. Но я все равно каталась и каталась, пока не почувствовала, как силы окончательно меня покидают. Пока в голове не осталось ни одной любимой мелодии. Пока завороженные зрелищем иные и мертвые не выдохнули, поняв, что танец странной девицы на льду подходит к концу.

И вот тогда я в последний раз набрала скорость. Выпрямилась, готовясь к прыжку. Вошла в дугу и прыгнула, закрутив себя в воздухе. Пролетев добрую пару метров. Мягко, почти по-кошачьи, опустившись на лед и несколько раз повернувшись вокруг оси сразу после выезда.

Раздались аплодисменты, изрядно удивившие.

Они что, никогда не видели фигуристок? Или тот, кто умеет прыгать аксель, попадает сразу в рай, и только со мной система дала сбой?

Но я все же поклонилась. Как учили тренеры: одной стороне зала, повернуться – и повторить для второй.

Грудь тяжело вздымалась, неожиданная нагрузка далась непросто.

И там, среди толпы бурно обсуждающих меня людей (и не только), я увидела Дэваля. Они с Самаэлем, похоже, уже закончили тренировку. И сейчас парень, вокруг которого само собой образовалось пустое пространство, мрачно смотрел на меня, не отрывая взгляд. От него веяло холодом сильнее, чем ото льда у меня под ногами. Тяжелым холодом, смешанным с ненавистью. В очередной раз я спросила себя «за что?» и снова не нашла ответов.

Дэваль словно ненавидел меня лишь за сам факт существования. И, в отличие от остальных, не хлопал, лишь тонкие губы скривила презрительная усмешка.

Но я не собиралась отводить взгляд. Ответила ему лишь легким кивком. А затем раздался голос его брата:

- Впечатляющее представление, страж Даркблум. Ты закончила? Может, вернешься к обязанностям?

А вот и начальство, не оценившее перфоманс.

- Твой перерыв закончился, - сказал Самаэль. – Останешься без обеда по собственной вине.

- Да и плевать. – Я устало улыбнулась. – Это того стоило.

4.3

Мне не досталось не только обеда, но и ужина. Когда я закончила разгребать стол и от корки до корки прочла брошюру «Инструкция Стража Предела», на город-замок опустилась тьма. Столовая давно закрылась. Надежда поужинать где-то еще растаяла почти сразу же, когда на одной из улиц мне открылась унизительная и печальная картина.

Какой-то парень безуспешно ломился в двери ресторанчика. Снова и снова они закрывались перед его носом, выталкивая его на улицу.

- Я ничего не сделал! Не заслужил!

В сердцах он пнул несчастную дверь, но та осталась глуха к мольбам и оправданиям.

- Что? – рыкнул парень, заметив, как я пялюсь. – Не прогуливай работу, жрать будет нечего!

И я поспешила ретироваться.

Какой-то у них неправильный справедливый мир. Значит, изводить любовниц отца – страшный грех, а не давать человеку после работы еды – справедливая система загробного мира?

- Кажется, у кого-то белое пальто запачкалось, - фыркнула я.

За пятнадцать минут катания я стерла себе ноги, и это стало неприятным открытием. Нет, не мозоли: разнашивать новые профессиональные коньки – это всегда боль, кровь и мат. А вот то, что даже после смерти нельзя избавиться от неприятных ощущений, печалило. Хотя я и так это знала. Но до последнего надеялась.

Так что я шла по мокрой от дождя мостовой, в одной руке держа пару форменных балеток, а в другой – новенькие коньки. От воды мозоли саднило, но я ни за что не променяла бы минуты счастья на льду на здоровые ноги. Я как будто одним глазком заглянула туда, в счастливое прошлое.

Жаль, папа не видел, как я каталась на льду замерзшей реки. Он улыбнулся бы, вспомнив о нашем первом походе на каток. Город каждую зиму устраивал его на замерзшем озере.

Стикс, к слову, вернулся в исходное состояние. Ничто не напоминало о толстой корке льда со следами от лезвий. Несмотря на пьянящее счастье, я немного грустила: случится ли подобное еще хоть раз? Мне так и не удалось выспросить у Самаэля, часто ли подобное происходит. Он наотрез отказался со мной разговаривать, до конца дня скрывшись в кабинете.

Когда я подошла к общежитию, ночь уже вступила в свои права. Я поспешила войти в здание, чувствуя себя немного неуютно на пустой улице. Жизнь билась где-то вдали, в самом центре. А здесь… порой казалось, что я одна живу в старом крыле с заваленными хламом комнатами.